Георгий Иванов

Я люблю эти снежные горы На краю мировой пустоты. Я люблю эти синие взоры, Где, как свет, отражаешься ты. Но в бессмысленной этой отчизне Я понять ничего не могу. Только призраки молят о жизни; Только розы цветут на снегу, Только линия вьется кривая, Торжествуя над снежно-прямой, И шумит чепуха мировая, Ударяясь в гранит мировой.

Поговори со мной о пустяках, О вечности поговори со мной. Пусть, как ребенок, на твоих руках Лежат цветы, рожденные весной.

Так беззаботна ты и так грустна. Как музыка, ты можешь все простить. Ты так же беззаботна, как весна, И, как весна, не можешь не грустить.

Снастей и мачт узор железный, Волнуешь сердце сладко ты, Когда над сумрачною бездной, Скрипя, разводятся мосты.

Люблю туман светло-зеленый, Устоев визг, сирены вой, Отяжелевшие колонны Столетних зданий над Невой.

Скользят медлительные барки, Часы показывают три... Уже Адмиралтейства арки Румянит первый луч зари;

Уже сверкает сумрак бледный И глуше бьет в граниты вал... Недаром, город заповедный, Тебя Великий основал!

И ветры с Ладоги — недаром Ломали звонкий невский лед — Каким серебряным пожаром Заря весенняя встает!

Светлеет небо над рекою, Дробятся розы в хрустале, И грозен с поднятой рукою Летящий всадник на скале.

Туман. Передо мной дорога, По ней привычно я бреду. От будущего я немного, Точнее — ничего не жду. Не верю в милосердье Бога, Не верю, что сгорю в аду.

Так арестанты по этапу Плетутся из тюрьмы в тюрьму... ...Мне лев протягивает лапу, И я ее любезно жму.

— Как поживаете, коллега? Вы тоже спите без простынь? Что на земле белее снега, Прозрачней воздуха пустынь?

Вы убежали из зверинца? Вы — царь зверей. А я — овца В печальном положеньи принца Без королевского дворца.

Без гонорара. Без короны. Со всякой сволочью на «ты». Смеются надо мной вороны, Царапают меня коты.

Пускай царапают, смеются, Я к этому привык давно. Мне счастье поднеси на блюдце — Я выброшу его в окно.

Стихи и звезды остаются, А остальное — все равно!..

Ликование вечной, блаженной весны. Упоительные соловьиные трели И магический блеск средиземной луны Головокружительно мне надоели.

Даже больше того. И совсем я не здесь, Не на юге, а в северной царской столице. Там остался я жить. Настоящий. Я - весь. Эмигрантская быль мне всего только снится - И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.

...Зимний день. Петербург. С Гумилёвым вдвоём, Вдоль замёрзшей Невы, как по берегу Леты, Мы спокойно, классически просто идём, Как попарно когда-то ходили поэты.1

Погляди, бледно-синее небо покрыто звездами, А холодное солнце еще над водою горит, И большая дорога на запад ведет облаками В золотые, как поздняя осень, Сады Гесперид.

Дорогая моя, проходя по пустынной дороге, Мы, усталые, сядем на камень и сладко вздохнем, Наши волосы спутает ветер душистый, и ноги Предзакатное солнце омоет прохладным огнем.

Будут волны шуметь, на печальную мель набегая, Разнесется вдали заунывная песнь рыбака... Это все оттого, что тебя я люблю, дорогая, Больше теплого ветра, и волн, и морского песка.

В этом темном, глухом и торжественном мире - нас двое. Больше нет никого. Больше нет ничего. Погляди: Потемневшее солнце трепещет, как сердце живое, Как живое влюбленное сердце, что бьется в груди.

Все образует в жизни круг - Слиянье уст, пожатье рук.

Закату вслед встает восход, Роняет осень зрелый плод.

Танцуем легкий танец мы, При свете ламп - не видим тьмы.

Равно - лужайка иль паркет - Танцуй, монах, танцуй, поэт.

А ты, амур, стрелами рань - Везде сердца - куда ни глянь.

И пастухи и колдуны Стремленью сладкому верны.

Весь мир - влюбленные одни. Гасите медленно огни...

Пусть образует тайный круг - Слиянье уст, пожатье рук.

Вновь с тобою рядом лежа, Я вдыхаю нежный запах Тела, пахнущего морем И миндальным молоком.

Вновь с тобою рядом лежа, С легким головокруженьем Я заглядываю в очи, Зеленей морской воды.

Влажные целую губы, Теплую целую кожу, И глаза мои ослепли В темном золоте волос.

Словно я лежу, обласкан Рыжими лучами солнца, На морском песке, и ветер Пахнет горьким миндалем.

И пение пастушеского рога Медлительно растаяло вдали, И сумрак веет. Только край земли Румянит туч закатная тревога.

По листьям золотым - моя дорога. О сердце, увяданию внемли! Пурпурные, плывите корабли И меркните у синего порога!

Нет, смерть меня не ждет и жизнь проста И радостна. Но терпкая отрава Осенняя в душе перевита

С тобою, радость, и с тобою, слава! И сладостней закатной нет дорог, Когда трубит и умолкает рог.

Над закатами и розами — Остальное все равно — Над торжественными звездами Наше счастье зажжено.

Счастье мучить или мучиться, Ревновать и забывать. Счастье нам от Бога данное, Счастье наше долгожданное, И другому не бывать.

Все другое — только музыка, Отраженье, колдовство — Или синее, холодное, Бесконечное, бесплодное Мировое торжество.

В широких окнах сельский вид, У синих стен простые кресла, И пол некрашеный скрипит, И радость тихая воскресла.

Вновь одиночество со мной... Поэзии раскрылись соты, Пленяют милой стариной Потертой кожи переплеты.

Шагаю тихо взад, вперед, Гляжу на светлый луч заката. Мне улыбается Эрот С фарфорового циферблата.

Струится сумрак голубой, И наступает вечер длинный: Тускнеет Наварринский бой На литографии старинной.

Легки оковы бытия... Так, не томясь и не скучая, Всю жизнь свою провел бы я За Пушкиным и чашкой чая.

Мелодия становится цветком, Он распускается и осыпается, Он делается ветром и песком, Летящим на огонь весенним мотыльком, Ветвями ивы в воду опускается...

Проходит тысяча мгновенных лет И перевоплощается мелодия В тяжелый взгляд, в сиянье эполет, В рейтузы, в ментик, в "Ваше благородие" В корнета гвардии - о, почему бы нет?..

Туман... Тамань... Пустыня внемлет Богу. - Как далеко до завтрашнего дня!..

И Лермонтов1 один выходит на дорогу, Серебряными шпорами звеня.

Меня уносит океан То к Петербургу, то к Парижу. В ушах тимпан, в глазах туман, Сквозь них я слушаю и вижу —

Сияет соловьями ночь, И звезды, как снежинки, тают, И души — им нельзя помочь — Со стоном улетают прочь, Со стоном в вечность улетают.

Еще молитву повторяют губы, А ум уже считает барыши. Закутавшись в енотовые шубы, Торговый люд по улицам спешит.

Дымят костры по всей столице царской, Визжат засовы, и замки гремят, И вот рассыпан на заре январской Рог изобилия, фруктовый ряд.

Блеск дыни, винограда совершенство, Румянец яблок, ананасов спесь!.. За выручкой сидит его степенство, Как Саваоф, распоряжаясь здесь.

Читает "Земщину". Вприкуску с блюдца Пьет чай, закусывая калачом, И солнечные зайчики смеются На чайнике, как небо, голубом.

А дома, на пуховиках, сырая, Наряженная в шелк, хозяйка ждет И, нитку жемчуга перебирая, Вздохнет, зевнет да перекрестит рот.

Обледенелые миры Пронизывает боль тупая... Известны правила игры. Живи, от них не отступая: Направо — тьма, налево — свет, Над ними время и пространство. Расчисленное постоянство... А дальше? Музыка и бред. Дохнула бездна голубая, Меж тем и этим — рвется связь, И обреченный, погибая, Летит, орбиту огибая, В метафизическую грязь.